Пышность и великолепие тропических стран – это такая избитая тема, на которую, собственно говоря, нельзя сказать ничего нового. Путешественники и естествоиспытатели все в один голос поют восторженный хвалебный гимн тропикам, нередко преувеличивая прелести жизни в жарких странах, теплоту и блеск их солнца, чудные формы растительности, яркую окраску цветов, птиц и насекомых. Каждый сколько-нибудь бросающийся в глаза красивый предмет описан обстоятельнейшим образом, роскошь пейзажа и явления природы изображены пламенной кистью художника. Но в то же время, насколько мне известно, еще никто не задавался целью собрать воедино все то, что наиболее характерно для тропиков, и вместе с тем установить причины и условия тамошних явлений природы. Местное и частное не отграничено от общего, случайное не отделено от постоянного; вследствие этого получили распространение многие неправильные взгляды на истинный характер тропиков и на отличия их от умеренного пояса.

Три больших климатических пояса Земли – жаркий, умеренный и холодный – можно назвать попросту поясами однообразных, меняющихся и крайних физических условий. Прежде всего они находятся в зависимости от наклона Земли относительно плоскости эклиптики, благодаря которому в течение первой половины обращения Земли вокруг Солнца Северный полюс, а в течение второй – Южный наклонены на весьма большой угол по отношению к источнику света и теплоты.

Этот наклон земной оси определяется обыкновенно углом, образуемым пересечением экватора с эклиптикой; он называется наклонением эклиптики. Величина этого угла – 23 1/2°; так же велика и ширина жаркого, или тропического, пояса по обе стороны от экватора. Посреди этого пояса солнце дважды в год находится в зените, на границе его – один раз, вне же этой границы оно никогда не стоит над землей вертикально.

Черта, наиболее характерная и наиболее существенная в физических условиях великой экваториальной зоны, – это необычайное постоянство ее температуры, одинаковой днем и ночью и во все времена года. Днем жара поднимается, как правило, не выше 35–33 °C, ночью же температура редко падает ниже 23–231/2° С. Ежечасные наблюдения, в течение трех лет производившиеся на метеорологической станции голландского правительства в Батавии, показали, что температура колеблется вообще только в пределах 15 °C; максимум ее был 35°, минимум 20°.

Разумеется, эти разности все же гораздо значительнее обыкновенных суточных колебаний; эти последние не превышают в среднем 6°; в сентябре, когда они всего значительнее, они равны 7°, а в январе, когда они менее всего заметны, только 4,5°. Батавию, расположенную между 6° и 7° южной широты, можно считать городом с типичным экваториальным климатом, хотя вследствие ее островного положения колебания ее температуры несколько менее значительны, чем в местностях с континентальным климатом.

Обыкновенно принято думать, что равномерно высокая температура тропиков достаточно объясняется одной только полуденной высотой солнца, а следовательно, большей интенсивностью его лучей. Однако, поразмыслив немного, нетрудно понять, что это объяснение ни в коем случае недостаточно. Остров Ява вытянулся от 6 1/2 до 8 1/20 южной широты, и в июне наивысшее положение солнца над горизонтом только 58–60°. В этом же месяце полуденная высота его в Лондоне, на 52 %° северной широты, 62°. К этой разнице, которая даже сама по себе говорит в пользу Лондона, надо еще присовокупить более существенное обстоятельство – то, что на Яве в июне продолжительность дня равна только 11 1/2 часам, а в Лондоне, в это же самое время, – 16 часам. Таким образом, общее количество тепла, получаемого землей от солнца, должно в описываемое время быть гораздо значительнее в Лондоне, чем в Батавии. И все-таки средняя суточная температура в Лондоне ниже 15°, в Батавии же она – выше 26°, максимальная температура дня в Лондоне – 20°, в Батавии – 32°.

Всякий знает, что уже на небольшой сравнительно глубине почва сохраняет одинаковую суточную температуру, а еще несколько глубже сглаживаются и годовые температурные колебания, так что в продолжение всего года стоит одинаковая температура, почти в точности равная средней температуре местности. Чем сильнее колебания температуры, тем значительнее эта глубина: она меньше всего близ экватора и больше всего в странах, лежащих близ Полярного круга, где разница между зимой и летом наиболее значительна.

Вблизи экватора, где годовые колебания температуры очень малы, как это мы видели на примере Батавии, постоянная средняя температура, приблизительно равная 26 °C, наблюдается уже на глубине 5–6 футов. Поэтому излишек теплоты, получаемый почвой в течение дня, распространяется вглубь чрезвычайно медленно; поверхность земли перегревается очень сильно и за ночь излучает обратно значительную часть своей теплоты.

Водяной пар, в известном количестве всегда содержащийся в воздухе, находится в своеобразных тесных и весьма важных взаимоотношениях с солнечной и почвенной теплотой. Солнечные лучи беспрепятственно проходят сквозь него до земли, но теплота, обратно излучаемая нагретой землей, очень сильно им поглощается, так что благодаря присутствию водяного пара температура воздуха возрастает; так как наиболее низкие слои последнего содержат как раз наибольшее количество пара, то на них можно смотреть как на своего рода одеяло земного шара, задерживающее теплоту, которую он по ночам излучает в пространство. На экваторе воздух большую часть года почти насыщен водяным паром, так что, несмотря на сильную жару, соль и сахар растекаются, а все железные предметы покрываются толстым слоем ржавчины.

Приняв полное насыщение за 100, мы убедимся, что средний максимум относительной влажности достигает в Батавии в январе 96 %, а в сентябре – 92 %. В январе, самом сыром месяце, колебания влажности невелики; она колеблется между 77 и 96; в то же самое время колебания температуры тоже наименее значительны. В сентябре влажность подвержена наиболее значительным колебаниям – от 62 до 92, температура тоже: самые низкие температуры наблюдаются именно в этом и предыдущем месяце. Интересно отметить, что в некоторых местностях Англии относительная влажность почти такая же, как и в Батавии или даже выше.

Тропик Рака отстоит от тропика Козерога более чем на 3000 миль; поверхность тропического пояса составляет более трети земной поверхности. Поэтому совершенно невозможно, чтобы какое-нибудь воздушное течение могло достигнуть экватора, не нагревшись предварительно от соприкосновения с земной поверхностью, с морем или от смешения со слоем поверхностного нагретого воздуха тропических и субтропических стран. Такое нагревание значительно усугубляется еще тем, что все ветры, стремящиеся к экватору с юга или севера, изменяют свое направление вследствие увеличения скорости вращения земли на экваторе и достигают его уже почти как восточные; они дуют, следовательно, в косвенном направлении вдоль по обширной нагретой поверхности земного шара.

Причины, порождающие западные муссоны, влияют на них совершенно таким же образом, так что на экваторе абсолютно неизвестны чисто северные и чисто южные воздушные течения, за исключением местных бризов, дующих с суши или моря. Произведенные в Батавии наблюдения показали, что в продолжение 10 месяцев в году направление ветров уклоняется от восточного и западного всего лишь на 5–3° и что ветры этого направления суть в то же время и сильнейшие. В продолжение же остальных двух месяцев, марта и октября, господствующее направление ветров – северное, но эти ветры очень слабы и принадлежат, вероятно, в большинстве случаев к числу местных морских бризов, которые в Батавии ввиду ее географического положения должны дуть с севера, проносясь над двумя тысячами миль нагретых суши и моря.

Большое количество скрытой теплоты, освобождающейся при конденсации водяных паров атмосферы в виде дождя или росы, является одной из дальнейших причин, обусловливающих царствующую на экваторе жару, которая кажется нам столь однообразной в сравнении с изменчивой температурой внетропических поясов земли. Атмосфера тропиков при своей высокой температуре может вместить большое количество паров и очень часто бывает близка к полному насыщению; поэтому самое незначительное понижение термометра сопровождается конденсацией значительного абсолютного количества водяных паров; обильная роса и сильные ливни выпадают там даже при сравнительно высокой температуре воздуха, даже на уровне моря.

Дождевые капли, падая сквозь насыщенную влагой атмосферу, быстро увеличиваются в объеме, причем так же, как и в случае росы, освобождается скрытая теплота водяного пара, которая и поддерживает высокую температуру воздуха. Притом этот источник теплоты почти постоянен, так как при хорошей погоде ночью всегда бывает обильная роса; графическое изображение среднего месячного количества осадков в Батавии и Гринвиче показывает, что этот источник теплоты сохраняет свое значение в течение всего года, ибо за самый сухой месяц в Батавии количество осадков почти равно количеству их за самый обильный осадками месяц в Гринвиче. Могут возразить, что испарение должно снова поглощать ровно столько же теплоты, сколько ее освободилось при конденсации, и это совершенно верно. Но так как испарение и конденсация обыкновенно происходят в разное время и в разные месяцы, то выравнивающий эффект оказывается тем более значительным.

Различные, перечисленные выше причины достаточно объясняют нам возникновение основных черт экваториального климата: почему в отсутствие солнца ночью поддерживается столь высокая температура и почему изменение положения солнца на его пути от северного тропика к южному оказывает такое незначительное влияние. В этой благодатной зоне жара никогда не бывает удручающей, как это часто наблюдается на границах тропического пояса. Высокая абсолютная влажность воздуха настолько же благоприятствует здоровью человека, как и способствует развитию растительности. Понижение температуры, наблюдаемое при наступлении ночи, так правильно и в то же время незначительно, что оно никогда не бывает в тягость, а ночи никогда не бывают настолько томительно жаркими, чтобы мешать сну.

В самое сырое время года все же редко выпадает даже несколько дней подряд, чтобы хоть на несколько часов не проглянуло солнце, и даже в самые сухие месяцы время от времени выпадают дожди, которые охлаждают и освежают раскаленную землю. Благодаря такому климатическому режиму никогда не бывает перерывов в росте растений и разница между временами года крайне незначительна, если она вообще есть. Все растения – вечнозеленые, в цветах и плодах никогда нет недостатка, хотя временами они бывают особенно изобильны: многие однолетние злаки и плодовые деревья приносят в год по два урожая.

Описывая климатические особенности экваториального пояса, я главным образом опираюсь на свой собственный долголетний опыт, приобретенный в Южной Америке и на Зондских островах. Климат этих стран в главных чертах почти один и тот же и лишь в незначительной мере разнообразится местными особенностями. Находимся ли мы в Сингапуре или Боливии, на Молукках или в Новой Гвинее, в Пара, у истоков Рио-Негро или в верхней Амазонке, – все равно: экваториальный климат везде одинаков, и мы не имеем никакого основания думать, что он существенно разнится в Гвинее или Конго.

Конечно, в некоторых местностях разница между сухим и дождливым временем года выражена несколько сильнее, и годовые колебания температуры более значительны, – по большей части это бывает связано с песчаным характером почвы или недостатком лесной растительности, или же с характером местности, обработанной человеком. Открытые песчаные равнины, поросшие редкими деревьями, кустарником и небольшими рощицами, как, например, у Сантарема и Монте-Аллегре на нижней Амазонке, настолько же способствуют такому изменению климата, как и открытые обработанные равнины южного Целебеса; но как там, так и здесь лесистые местности прилегающих районов отличаются более влажным равномерным климатом, и очень возможно, что почвенные особенности и искусственное обезлесение являются важными факторами наблюдаемых в таких местностях отступлений от типичных особенностей экваториального климата.

Почти совершенно лишеннаядождей, область Сеара на северном побережье Бразилии, лежащая только на несколько градусов южнее экватора, представляет нам разительный пример той важности, какую растительность имеет для образования дождя. Ненормальное отсутствие дождя нельзя здесь объяснить ни чем иным, как только песчаной почвой и обнаженностью холмов, от которых, при нагревании их солнцем, поднимаются восходящие токи горячего воздуха, препятствующие конденсации водяного пара. Может быть, на земле нет местности, где бы целесообразное насаждение леса могло иметь такие благодетельные последствия, как здесь.

В центральной Индии малое количество и продолжительное отсутствие дождя с его печальными последствиями, голодом, тоже надо в значительной мере приписать недостаточности лесного покрова, и правильное насаждение леса на всех отдельных вершинах, хребтах и склонах возвышенных местностей является единственным средством, от которого можно ожидать окончательного искоренения зла.

Одна из особенностей экваториального пояса, отличающих его от умеренного и полярного, это – кратковременность его сумерек, быстрота перехода от дня к ночи и наоборот. Так как это является исключительно следствием вертикального, а не наклоненного по отношению к горизонту восхождения и нисхождения солнца, то разница будет особенно заметна, если мы сравним с тропическими сумерки нашего летнего дня. Даже и у нас сумерки во время равноденствия гораздо короче, а сумерки на экваторе должны быть больше, чем на треть, короче их.

Путешественники по обыкновению преувеличивают краткость тропических сумерек, утверждая, например, будто бы после заката солнца еле успеваешь прочесть страницу книги. Если дело идет о книге среднего формата и о средней быстроте чтения, то это безусловно неверно, и я считаю нужным описать, насколько возможно точно, истинное положение вещей.

В пределах экваториальной зоны солнце не только дважды в год стоит в зените, но и находится в течение нескольких месяцев очень близко от него – на расстоянии, которое без особенно тщательных измерений очень коротких теней, отбрасываемых вертикально стоящими предметами, едва можно обнаружить. Уже одно отсутствие в полдень теней на горизонтальных поверхностях, наблюдаемое большую часть тропического года, должно бросаться в глаза обитателю умеренного пояса.

Не менее необычен и вид звездного неба: большое созвездие Ориона проходит через зенит. Большая Медведица стоит низко над северным горизонтом, а Полярная звезда находится или очень близко от горизонта, или же совсем исчезает, смотря по тому, находится ли наблюдатель к северу или к югу от экватора.

На южном небе наиболее бросаются в глаза Южный Крест, «Магеллановы облака» и насыщенно черные «Угольные мешки», невидимые под нашими широтами. Наконец, по той же причине, по которой солнце проходит через зенит, планеты гораздо чаще, чему нас, приближаются к нему, что благоприятствует астрономическим наблюдениям.

Интенсивность метеорологических явлений, которую обыкновенно считают весьма характерной для тропиков чертой, вовсе уже не так необычайно велика. Нарушение электростатического равновесия происходит гораздо чаще, но в общем вовсе не сильнее, чем в умеренном поясе. Бури редко очень сильны, что, конечно, зависит от чрезвычайной устойчивости барометра. Дневные колебания последнего редко превышают в Батавии 1 / 8 дюйма (3 миллиметра), и наибольшие разности, наблюдаемые за 3 года, не достигали даже 1/3 дюйма (8 мм).

Количество осадков, положим, очень велико, в среднем за год от 70 до 80 дюймов (1 750 – 2 000 мм), и, так как главная масса тропических дождей выпадает в продолжение всего лишь 3–4 месяцев, то отдельные ливни часто очень сильны. Во время самого сильного из ливней, наблюдавшихся за три года, выпало 3,8 дюйма (96 мм) воды за час, именно с часу до двух, в ночь под 10 января 1867 года, но это было совершенно исключительным случаем; даже половина этого количества достаточно необычна. Максимальное количество суточных осадков равнялось по наблюдениям 7 1/4 дюйма (180 мм), но в общем более 4 дюймов (около 100 мм) за сутки выпадает самое большее два-три раза в год.

Мы не можем лучше закончить ту главу об экваториальном климате, как приведя следующее живое описание физических феноменов, разыгрывающихся в начале сухого времени года в Пара; заимствуем его из сочинения Бейтса «Naturalist on the Amazon» (Натуралист на Амазонке), так как оно живо изображает многие характерные черты типичного экваториального дня.

«Рано утром, в первые два часа после восхода солнца, небо было неизменно безоблачным, термометр стоял на 22–23 °C, тяжелая роса или следы ночного дождя, отягощавшие листья, быстро испарялись под палящими лучами солнца, поднимавшегося как раз на востоке и быстро приближавшегося к зениту.

Вся природа дышала свежестью, молодая зелень и почки цветов быстро распускались… Жара усиливалась с каждым часом и около 2 час. дня достигла 33–34 °C, к каковому времени умолкали голоса всех птиц и зверей. Листья, такие свежие и сочные утром, блекли и свешивались вниз, лепестки цветов осыпались. В июне и июле около полудня обыкновенно выпадает сильный дождь, приносящий желанную прохладу. Туча приближается всегда одинаковым, весьма любопытным маневром.

Земной шар на экваторе опоясан почти непрерывным поясом лесов от тысячи до пятисот миль шириной, который покрывает своим вечнозеленым покровом холмы, равнины и горные хребты. Только высокие пики да обрывистые склоны иногда обнажены, но, вообще говоря, лесной покров взбирается на высоту от 8 до 10 тысяч футов, например на многие вулканические горы Явы и на некоторые склоны восточных Анд. К северу и к югу от этого пояса лесов мы сначала вступаем в область, частично облесенную, а затем в совершенно открытую, переходящую скоро в бесплодные степи или даже пустыни, которые в свою очередь опоясывают землю вблизи тропиков довольно-таки цельным кольцом.

Следуя вдоль тропика Рака, мы имеем в Америке пустынные и безводные равнины Новой Мексики, в Африке – Сахару, в Азии – Аравийскую пустыню, пустыни Белуджистана и западной Индии, еще далее на восток – бесплодные равнины северного Китая и Монголии. Вдоль тропика Козерога в Америке простираются пустыня Гран-Чако и пампасы, в Африке – пустыня Калахари и засушливые равнины к северу от реки Лимпопо; пустыни и безводные равнины центральной Австралии замыкают этот южный пояс пустынь.

Не так-то легко сразу выделить наиболее характерные черты тих девственных лесов, хотя они сразу кажутся наблюдателю чем-то отличным от лесов севера и вместе с тем своим своеобразным величием и грандиозностью производят на него подавляющее впечатление. Но из бесчисленных их видоизменений в деталях мы в своем изложении постараемся выделить только самые существенные и вместе с тем наиболее интересные явления, которые в общем и целом их характеризуют.

Наблюдателю, которому зрелище ново, прежде всего бросятся в глаза разнообразные, но в общем симметричные древесные стволы, которые, не ветвясь, достигают весьма значительной высоты. Отстоя довольно далеко друг от друга, они производят впечатление каких-то колонн, подпирающих гигантское здание. Вверху, может быть футов на 150 высоты, листва и переплетающиеся ветви этих громадных деревьев образуют почти непрерывный зеленый навес, обыкновенно настолько плотный, что небо представляется снизу каким-то неясным сиянием; даже ослепительный свет тропического солнца достигает земли значительно ослабленным, в виде неясных бликов.

Если мы теперь от общего впечатления перейдем к рассмотрению деталей картины, мы изумимся, какое величайшее разнообразие в частностях существует при всем этом видимом однообразии целого. Глаз наш, переходя с одного дерева на другое, вместо бесконечного повторения одних и тех же форм стволов, как это бывает в наших сосновых, дубовых и буковых лесах, едва ли увидит два дерева одного и того же вида.

Все это – стройные, прямые колонны, но они еще менее похожи друг на друга, чем колонны готических, греческих и египетских храмов. Некоторые из них почти цилиндрической формы и выступают из земли так, как будто у корня они засыпаны; другие, подобно нашим развесистым дубам, значительно утолщаются у основания; третьи, особенно характерные, снабжены у корня плоскими крыловидными выступами; эти выступы расходятся лучеобразно от главного ствола в виде тонких досок, окружая его наподобие контрфорсов готического собора. Они продолжаются вверх на разную высоту, иногда на 5–6 футов, иногда на 20–30; часто они разветвляются близ земной поверхности, иногда тянутся и извиваются по ней, переходя в высокие сплющенные с боков корни.

Описанные нами высокие деревья всегда составляют только часть леса. Под их высоким пологом часто располагается еще как бы другой лес более низких деревьев, вершины которых, высотой от 40 до 50 футов, не достигают даже самых низких ветвей возвышающихся над ними деревьев.

Конечно, такие деревья принадлежат к числу тенелюбивых; своим присутствием они сильно препятствуют росту молодой поросли высоких деревьев, пока какой-нибудь из этих лесных гигантов, сломленный старостью или бурей, не рухнет, падением своим производя вокруг себя смерть и разрушение, но вместе с тем и расчищая широкое свободное пространство, куда могут проникнуть свет и воздух. Тогда-то начинается состязание в росте между молодыми ростками окружающих деревьев, в котором, наконец, немногие из них одерживают верх и заполняют собою пробел, оставшийся после гибели их предшественника.

К числу менее заметных, но весьма важных особенностей тропических лесов относится замечательное присутствие цветов на главном стволе и крупных ветвях некоторых невысоких деревьев, в то время как мы привыкли видеть их в кроне. Дерево какао – всем известный пример этого, вовсе, впрочем, нередкого в тропических лесах, явления. Многие из более низких стволов часто почти совсем скрыты под множеством растущих на них плодов. Одно из красивейших растений такого типа – это маленькое деревцо из рода Polvalthea, принадлежащее к семейству аноновых (Annonaceae) и нередкое в лесах северо-восточного Борнео. Его стройный ствол, высотой от 15 до 20 футов, весь одет звездообразными ярко-оранжевыми цветами в 3 дюйма в поперечнике и выглядит так, как будто он искусственно разукрашен роскошными гирляндами.

Туземцы тропических стран сумели из большого числа древесных пород выделить много деревьев, годных для разного рода поделок. Древесина некоторых пород легка и мягка и употребляется для постройки судов или для вырезывания грубых изображений, мебели и украшений домов и лодок. Плоские доски «контрфорсов» часто идут на изготовление лопат. Многие деревья с морщинистыми стволами имеют чрезвычайно крепкую и стойкую древесину и идут на столбы при постройке домов или на сваи, поддерживающие свайные деревни, воздвигаемые над водой. Лодки, выдалбливаемые и выжигаемые из целого ствола, требуют для своего изготовления другого дерева, чем сколачиваемые из отдельных планок, и так как количество древесных пород гораздо многочисленнее несложных потребностей полуцивилизованных туземцев, то со временем будет без всякого сомнения открыто еще много сортов дерева, годных для поделок в различных областях искусства и техники.

После собственно деревьев в тропических лесах более всего привлекает наше внимание бесчисленное множество деревянистых лиан – лазящих растений, которые видны решительно всюду. Они обвиваются вокруг более тонких стволов, свешиваются с ветвей, перекидываются с дерева на дерево, висят на ветвях мощными фестонами, подобно змеям огромными извивами ползут по земле или лежат на ней спутанными клубками. Некоторые тонки, гладки, похожи на воздушные корни, другие грубы и узловаты; часто они связаны друг с другом наподобие настоящих канатов; одни из них плоски, как ленты, другие зубчаты, затейливо извилисты.

Откуда они берутся, как растут, – на первый взгляд не поймешь. Они тянутся над нашими головами от дерева к дереву, протянуты, подобно тугим снастям корабля, от вершины одного к подножию другого; часто лес вверху переполнен ими, но мы не в состоянии отыскать внизу ствол, которым они коренятся в земле. Мы, наконец, должны допустить, что эти деревянистые лианы обладают как огромной продолжительностью жизни, так и почти безграничной способностью расти в длину, потому что только таким образом можно объяснить их замысловатые фокусы.

Хотя пальмы растут и во всех тропических странах, а некоторые виды заходят даже в более теплые районы умеренного пояса, их количество и разнообразие так подавляюще велико в описываемых нами странах, что пальмы смело можно считать наиболее типичными формами растительности экваториальной зоны. Однако они распространены далеко не повсеместно, и можно пройти лесом много миль, не встретив ни одной пальмы. В других местностях они попадаются в изобилии, отчасти в качестве подлеска высокоствольных лесов, отчасти на болотистых равнинах или, наконец, по горным склонам, где они часто возвышаются над другими деревьями. Особенно импозантны и красивы пальмы на берегах рек; они грациозно склоняются над поверхностью воды; ветерок играет их изящной листвой, а стволы часто разукрашены свешивающимися лианами.

Пальмы отличаются своим цилиндрическим стволом, увенчанным шапкой широких жестковатых листьев. Рост их колеблется от нескольких футов до размеров наиболее высоких лесных деревьев; некоторые совершенно не имеют ствола, состоя только из венца расходящихся перистых листьев, но у большинства ствол кажется тонким и стройным в сравнении с высотой. У некоторых, маленьких видов ствол не толще карандаша при высоте в 5 или 6 футов; наоборот, огромная Mauritia с берегов Амазонки имеет ствол по крайней мере в 2 фута в поперечнике при высоте более чем 100 футов.

Польза, приносимая пальмами туземцам экваториальных стран, чрезвычайно велика и многообразна. Многие пальмовые плоды, в особенности кокосовый орех Востока и персиковый орех (Guilelma speciosa) Америки, доставляют человеку обильную и питательную пищу. Весь ствол саговой пальмы доставляет съедобный, богатый крахмалом продукт – наш саго. Плоды других пальм дают сочную массу, хотя и в слишком незначительном количестве, чтобы она могла непосредственно служить пищей, но если ее растереть и смешать в достаточной пропорции с водой, то получается чрезвычайно приятный и питательный напиток. Из таких напитков особенно известен «ассай» Амазонской реки, приготовляемый из плодов пальмы Euterpe oleracea и употребляемый как освежающий, питательный, несколько возбуждающий напиток, заменяющий в тропической стране наш кофе или шоколад. И другие пальмы приносят подобные плоды, из которых очень многие, не употребляемые в пищу человеком, с жадностью поедаются различными животными, так что, вообще говоря, количество питательного материала, приносимого семейством пальм, значительно больше, чем это принято думать.

После пальм более всего обращают на себя внимание папоротники, чрезвычайно обильные и разнообразные в экваториальной зоне. Они во множестве растут по скалам и гниющим стволам, покрывают отвесные овраги и берега рек, взбираются на деревья и кустарники, образуют пучки и висячие фестоны на самых высоких ветвях. Одни папоротники мелки, как мох, другие достигают 7–8 футов в длину.

В гористых местностях растут самые красивые из этих растений – древовидные папоротники, чудные кроны которых увенчивают стройные стволы в 20–30, иногда даже 50–60 футов вышины. Флора тропических папоротников характерна главным образом своим бесконечным разнообразием. Здесь у растений, все же являющихся типичными папоротниками, можно найти почти все возможные модификации размера, формы вай, расположения спор и особенностей роста.

Эти растения, принадлежащие кустановленным ботаниками семействам Zingiberaceae и Musaceae, по своей величине, красоте листвы и цветов являются украшением экваториальных лесов. Всем известно, что бананы и пизанги принадлежат к числу наиболее великолепных произведений тропиков. Многие виды их растут в диком состоянии. Все они отличаются пышной листвой и красивыми цветами, многие приносят съедобные плоды.

Хорошо известные канны наших субтропических садов могут считаться представителями имбирных растений (Zingiberaceae) родственных Marantaceae; на экваторе же число их видов чрезвычайно велико, и они попадаются там очень часто. В болотистых местностях они нередко образуют целые чащи и сплошь да рядом украшают тенистые рощи своими изящными или по крайней мере причудливыми и видными цветами.

Другую характерную и замечательную группу тропических растений образуют эпифитные и лазающие арумы; они отличаются своими большими стреловидными, темно-зелеными блестящими листьями, нередко изрезанными самым причудливым образом или продырявленными большими отверстиями, как будто правильно выгрызенными какими-то прожорливыми насекомыми.

Иногда они образуют метелки зелени на живущих и отмерших деревьях, прикрепляясь к ним при помощи своих воздушных корней, или взбираются по гладкой коре больших стволов, обвивая их своими корнями. Одни поднимаются прямо вверх, другие вьются вокруг ствола; все они благодаря своим большим, красивым, часто причудливым листьям, густо покрывающим ствол, составляют немалое украшение сырых и густых тропических лесов обоих полушарий.

Эти своеобразные растения, образующие семейство Pandaпасеае, широко распространены по тропическим странам восточного полушария, но в Америке их сравнительно мало. Панданусы несколько походят на юкки, но отличаются от них многочисленными большими листьями, усаживающими ствол по крутой спирали.

Отдельные виды очень велики, похожи на пальмы, и оригинальный вид открывается наблюдателю, стоящему под одним из таких панданусов и смотрящему вверх на гигантскую растительную спираль, образуемую черешками его длинных, обвислых листьев. Стволы некоторых видов разветвляются на мелкие веточки, посылающие вниз воздушные корни.

Другие виды не имеют ствола и состоят только из большого спирального узла жестких листьев, длиной в 10–12 футов, а в ширину только 2–3 дюйма. Такого рода панданусы растут на островах с песчаной почвой, более крупные виды – в болотистых лесах. Большие, несколько напоминающие ананас связки плодов иногда бывают окрашены в ярко-красный цвет. Длинные жесткие волокнистые листья употребляются для обвертывания ящиков и коробок, а также и для других хозяйственных целей.

Эти интересные растения, так охотно разводимые из-за красоты их оригинально построенных цветов и знакомые всем, тоже по преимуществу принадлежат тропикам. Чаще всего они попадаются в горах экваториального пояса; там всегда можно найти несколько представителей бесчисленных форм орхидей. Они растут по стволам, ветвям, по разветвлениям ветвей, особенно пышно развиваясь на поваленных стволах, покрывают сверху донизу скалы и обрывы; некоторые, как и наши северные виды, растут на земле, между остальными травами. Многие деревья, кора которых особенно благоприятствует произрастанию орхидей, бывают ими совершенно покрыты и таким образом образуют как бы естественные орхидейные сады. Некоторые орхидеи особенно любят сгнившие черешки листьев пальм и древовидных папоротников.

Многие охотнее всего растут у воды, другие, напротив, нуждаются в воздухе и свете высоких древесных вершин. Всем известно оригинальное разнообразие строения орхидей и красивые тона их цветов, но самые богатые наши орхидейные коллекции далеко не дают сколько-нибудь полного представления о всем множестве их видов, попадающихся под тропиками; впрочем, многие из них имеют цветы слишком невзрачные, чтобы их стоило разводить. Более 30 лет назад Линдли (Lindley) оценил число известных в то время видов орхидей приблизительно в 3000, Бентам и Гукер в Genera plantarumоценивают их уже в 5000; очень вероятно, что в наше время количество известных видов орхидей достигает 6000. Но как ни велико количество уже собранных и описанных видов, число еще имеющих быть открытыми должно быть колоссальным.

Гигантские злаки, называемые бамбуками, едва ли можно считать типичными тропическими растениями, так как на всем материке Африки они редки, в Южной Америке тоже сравнительно немногочисленны. Притом они распространены и за пределами географических тропиков – в Китае, Японии и северной Индии. Но все же своей полной величины и красоты они достигают только под тропиками, особенно на экваторе. Здесь виды их наиболее многочисленны, разнообразны по величине, форме и по тем драгоценным качествам, которые делают их настоящими благодетелями человечества.

Что может быть красивее рощицы изящных бамбуков? Колеблющаяся листва их напоминает как бы легкое, воздушное оперение райской птицы, скопированное в гигантском масштабе. Кусты бамбука достигают иногда 80 – 100-футовой высоты; блестящие стволы у корня дюймов 6 толщины, сначала, подобно стреле, поднимаются вверх, постепенно утончаются и, наконец, под тяжестью тонких ветвей и листьев грациозным изгибом типичной для злаков формы перегибаются вниз.

Бамбук может быть более, чем какое-либо другое растение, приспособлен к нуждам полуцивилизованных обитателей тропиков; область его применений почти безгранична. Ствол его представляет собой как бы природную колонну, прямой, равномерно толстый цилиндр, плотный и солидный, с гладкой кремнистой, от природы полированной поверхностью. Он через одинаковые интервалы прерывается кольчатыми узлами, которым внутри соответствуют septa, или перегородки, так что каждое отдельное междоузлие представляет собой совершенно изолированный водонепроницаемый сосуд.

Благодаря своему полому строению, твердости внешней оболочки и присутствию перегородок и междоузлий бамбук сравнительно со своим весом удивительно прочен. Величина и форма его в высшей степени разнообразны: существует бамбук тяжелый и легкий, коротко– и длиннокольчатый, величиной от тростинки до высокой пальмы. Его чрезвычайно легко и чисто можно раскалывать и расщеплять вдоль и, благодаря полому строению, разрезать поперек и надрубать посредством острого ножа и топора. Будучи весьма крепким, бамбук в то же время эластичен; ни в сыром, ни в сухом виде он не имеет никакого специфического запаха или вкуса. Каким образом извлекают пользу из этих многообразных качеств бамбука, лучше всего выяснить при коротеньком перечислении главнейших предметов, изготовляемых из него на Малайском архипелаге.

Из тропических растений, постоянно привлекающих наше внимание, следует упомянуть еще о манграх, или мангровах, растущих на морских побережьях в пределах зоны прилива и отлива, а также в устьях рек. Это низкорослые деревья с широко раскинутыми ветвями и переплетом воздушных корней, начинающихся на высоте нескольких футов над поверхностью земли. Наиболее характерная их особенность состоит в том, что плоды их прорастают еще вися на деревьях и, прежде чем в качестве готовых растений упасть на тенистую почву, дают от себя корни и ветви.

Нередко корень достигает почвы раньше отпадания плода. Эти деревья много способствуют расширению берегов, так как многочисленные воздушные корни их, широко раскинувшись вокруг ствола, связывают ил и плавающие растительные остатки и таким образом поднимают и укрепляют берег; молодые же растения, спадающие нередко с самых крайних концов ветвей, быстро расширяют мангровую заросль до крайних пределов. Ветви точно так же спускают вниз молодые корешки, похожие на корни баньяна и превращающиеся в самостоятельные деревья.

Из более невзрачных растений самые интересные – это, конечно, виды мимоз, обладающие чувствительностью. Родина большинства мимоз – Южная Америка, но один вид, Mimosa pudica, распространился по Африке и Азии, так что в настоящее время во многих местностях восточных и западных тропиков мимоза является обычной сорной травой, подчас совершенно затягивающей землю своей нежной листвой. Если мимозами зарос более или менее обширный участок земли, то ходьба по нему сопровождается весьма своеобразными явлениями. При каждом шаге все мимозы на известном расстоянии от шагающего внезапно, как бы пораженные параличом, съеживаются, из таких опавших мимоз среди поля образуется как бы дорожка в несколько футов шириной, выделяющаяся благодаря тому, что сомкнувшиеся листочки отличаются своим цветом.

Объяснения этого явления, даваемые ботаниками, не слишком вразумительны, а значение и польза его еще более загадочны. Ведь из приблизительно 200 видов рода Mimosa лишь немногие одарены сколько-нибудь заметной чувствительностью, и во всем растительном царстве найдется очень немного растений, которые бы обладали более чем следами ее.

Среди обитателей умеренного пояса сильно распространено мнение, что пышная растительность тропиков должна порождать также и великолепную флору цветов; такой взгляд подтверждается и многочисленностью крупных красивых цветов, разводимых в наших оранжереях. На самом же деле по мере того, как растительность делается все более и более роскошной, цветы становятся все незаметнее, и это правило справедливо не только по отношению к тропикам, но также к умеренному и холодному поясам. В самом деле, ведь как раз среди скудной высокогорной растительности, у границы вечных снегов, появляются наиболее яркие альпийские цветы. По нашим веселым лужайкам, полям и склонам мы видим ярких цветов больше, нежели в рощах и лесах; точно так же и под тропиками мы находим больше всего цветков по таким местам, где растительность не так густа и роскошна. Растительность равномерно влажного экваториального пояса мощнее и многообразнее, чем где-либо, но в больших девственных лесах цветов на поверхности земли видишь очень мало.

Хотя и сомнительно (о чем еще будет речь), чтобы свет оказывал непосредственное влияние на окраску цветов, однако не подлежит сомнению, что он безусловно необходим для роста растений и для полного развития листвы и цветов. В лесу все – деревья, кустарники, лианы – стремится к свету, чтобы там развернуть свои цветы и дать плоды. Отсюда, может быть, и обилие лиан, использующих своих могучих соседей в своем стремлении подняться к этому необходимому источнику растительной жизни. Но даже и «крыша» леса, хотя и открытая действию света и зноя тропического солнца, не отличается особенным обилием ярко окрашенных цветов. Если посмотреть откуда-нибудь сверху на участок густого леса, часто на нем нельзя заметить ни одного цветного пятна. Но временами, именно в начале сухого времени года, все же можно усмотреть на зеленом фоне несколько желтых, белых, красных, реже синих масс, отделенных одна от другой значительными интервалами и обозначающих место, где находится покрытое красивыми цветами дерево.

Зависимость, твердо установленная теперь между окраской цветов и содействием насекомых их оплодотворению, быть может, имеет известное отношение к редкости цветов в экваториальных лесах. Различные формы жизни так тесно связаны друг с другом, что ни одно из них не может возрастать больше нормы, не вызывая также соответственного увеличения или уменьшения в числе других.