29 ноября — день рождения буквы, о которой постоянно забывают. Наш сайт восстанавливает справедливость.

 Первым словом, напечатанным с буквой «ё», было слово «всё». Затем последовали слова: огонёк, пенёк, безсмёртна, василёчик.
С лёгкой руки Карамзина «ё» пошла в народ.

Сложности возникают из-за неправильной постановки ударения, непонимания значения и привычного, но ошибочного просторечного употребления.

1. Крем

Правильно: крéмы.

На самом деле, у многих возникает желание заменить «ы» в конце на злополучную «а». Но это абсолютно неправильно. В профессиональной речи может встречаться ненормативный вариант. Однако, если посмотреть по словарям и энциклопедиям, такого написания нигде не встретишь.

Есть забавная языковая игра: кто больше назовёт синонимов — тот и победил. Представьте, что вам нужно подобрать их к слову «хороший». Большинство, без подготовки, бодро и уверенно начнёт перечислять: бесподобный, божественный, великолепный, восхитительный, достойный, качественный, лучший, мировой, мастерский, очаровательный, первостатейный, прекрасный, прелестный, удачный и так далее.
А молодые люди, скорее всего, скажут: классный, клёвый, крутой, стопудовый, топовый…

Но самое интересное и загадочное то, что синонимов в языке гораздо больше, чем мы догадываемся. По данным Словаря русских синонимов, к слову «хороший» их насчитывается 547. И это не исключение. Например, у слова «плохой» их 384, «смотреть» — 208, «читать» — 83. И так обстоят дела с большинством слов. Зачем так много «дополнительных» слов? Чем оправдано их существование?

Для начала выясним, можно ли синонимы посчитать, чтобы узнать, сколько их в языке? Сразу отметим, правило «сосчитать можно всё» здесь тоже работает, но без документальной точности. Потому что границы синонимов определяются по-разному. Например, академик Юрий Апресян считает: главный признак синонима — когда у слов есть общая часть значения, они способны заменять друг друга в одном и том же окружении.

Сейчас вы удивитесь.

Раскройте томик стихов А. С. Пушкина на известном стихотворении "Сквозь волнистые туманы...". Возьмите листок бумаги и карандаш. Подсчитаем, сколько в четырех первых его четверостишиях содержится разных букв: сколько "а", сколько "б" и т. д. Зачем? Увидите.

Подсчитать легко. Буква "п" в этих шестнадцати строчках появляется девять раз, "к" - семь раз, "в" - шесть. Другие буквы - по-разному. Буквы "ф" нет ни одной. Ну и что же?

Возьмите более объемистое произведение того же поэта - "Песнь о вещем Олеге". Проведите и здесь такой подсчет.

В "Песне" - около 70 букв "п", 80 с чем-то - "к", более сотни - "в"... Буква "ф" и тут не встречается ни разу. Вот как? Впрочем, вполне возможно.

Проделаем тот же опыт с чудесной неоконченной сказкой Пушкина о медведе: "Как весеннею теплою порою...".

В ней также 60 букв "п", еще больше "к" и тем более "в". Но буквы "ф" и тут вы не обнаружите ни единой. Вот это уже становится странным.

Что это - случайность? Или Пушкин нарочно подбирал слова без "ф"?

Не стоит считать дальше. Я просто скажу вам: возьмите "Сказку о попе...". Среди множества различных букв вы "ф" не встретите, сколько бы ни искали. Перелистайте "Полтаву", и ваше удивление еще более возрастет.

В русском языке, как, наверное, и в других, есть слова-ветераны. Когда-то они честно служили людям, а потом их с почётом проводили на покой. Но не хотят ветераны «сидеть на пенсии» и снова рвутся работать. А чтобы им не сказали, что их время прошло, что они устарели, слова меняют обличие. Иногда так замаскируются, что и не узнать. Но мы-то узнаем. Как? Будем смотреть в корень, в прямом и переносном смысле.

Вот, например, слова «напёрсток», «перстень», «перчатка». Что между ними общего? И напёрсток, и перстень, и перчатку надевают на пальцы. В старину палец называли «перст». А теперь посмотрим на корни этих слов: в них спрятался «перст», или «перч»(в последнем случае корень поменял своё звучание, чтобы его было труднее узнать).

Возьмём другие слова: «очки» и «очевидец». Посмотрим в корень! У этих слов он тот же, что и у старого русского слова «очи» — глаза. Очевидец — это тот, кто видел что-то своими собственными очами. А чтобы лучше было видно, очевидец может надеть очки, и тогда то, что он увидел, станет для него ещё более очевидно. Кстати, если вы будете помнить о происхождении этих слов, вам уже не захочется написать «ачевидец» или «ачки».

Года два назад большой скандал в прессе вызвало появление нового словаря русского языка, составители которого посчитали нормальным употреблять слово «кофе» не только в мужском, но и в среднем роде. Возмущавшиеся не знали, что средний род этого слова вполне допустим. Кофе среднего рода встречается, например, у Лескова и Чернышевского, причём не в речи каких-то не очень культурных персонажей, а в авторском тексте. А в старом словаре речевых ошибок (В. Толмачёв. Опыт словаря неправильностей в русской разговорной речи, 1909 г.) прямо сказано, что употребление слова «кофе» в мужском роде («выпить горячий кофе») — ошибка, это слово относится к среднему роду. И в большинстве словарей, вышедших в ХХ веке, средний род допускался, хотя рекомендовался мужской.

Со временем слова могут менять свой род.

Лебедь — он мужского рода, не так ли? Но у Пушкина в «Сказке о царе Салтане» «Лебедь белая плывёт». А в словаре Даля указано: «Лебедь м., иногда, особ. в песне, ж.»

Кстати, о Пушкине. В 1814 году он пишет в «Воспоминаниях в Царском Селе»:

Здесь, вижу, с тополом
сплелась младая ива…

Но через 13 лет, в стихотворении «Сто лет минуло, как тевтон…» у него же:

…Лишь хмель
литовских берегов,
Немецкой тополью
пленённый…

На всём протяжении XVI—XIX веков русский алфавит «тащил с собой» буквы, которые постепенно выходили из употребления. Вы уже знаете, что случилось с буквой «ять», какой трансформации подверглись твёрдый знак, фита и ферт. На очереди — звук «и». В его распоряжении были сразу три буквы: знакомая нам «и», которая называлась иже; известная из латинского алфавита «I» (i) — так называемое «и-десятеричное» и ещё одна буква: «Ѵ» — ижица. Каждая требовала к себе особого подхода.
Начнём с самой загадочной буквы «Ѵ» (ижица или Ѵжица — так писали её название до 1918 года). Она пришла в русский язык из греческого и происходит от буквы «Y» (ипсилон). Ижицу использовали для обозначения гласного звука, как, например, «мѵро», «сѵнодъ», «ѵпостась». У Ѵжицы есть родной брат — буква «v», но произносится она как «в».

Почему же такие похожие на письме буквы звучат совсем не похоже? Дело в том, что «v» в свою очередь «потомок» финикийской буквы «Y» (вав, произносилась как ўаў). В странах, где говорили на латинском языке, этот звук превратился в «w», а в странах с греческим, а потом со славянскими языками — в «i».

Но, видимо, Ѵжица всё же не забывала брата, с которым рассталась. Не случайно Владимир Иванович Даль в «Словаре живого великорусского языка» пишет об Ѵжице, что она отвечает за «и» и за «в», и приводит примеры старинных русских имён греческого происхождения: Ѵпат (Ипат), Еѵфимiй (Евфимий) и Еѵдокiя (Евдокия).

В алфавите, который изучают школьники в первом классе, 33 буквы. А в древней кириллице — азбуке, составленной в середине IX века Кириллом и Мефодием, их было гораздо больше — целых 46. Братья-монахи, уроженцы греческого города Солуни (ныне Салоники), взяли за основу своей азбуки греческие буквы и приспособили их к звукам славянских языков, один из которых стал русским.
Куда же пропали 13 букв? Их украло время. По мере того как славяне, в том числе и русские, осваивали свой язык и свою письменность, многие буквы отпадали за ненадобностью. Одна за другой из алфавита исчезли S (зело), I (и десятичное), Ђ (чье), OY (оук), Ѡ (омега), Ҁ (коппа), Ѣ (ять), Ѧ (малый юс), Ѫ (большой юс), Ѯ (кси), Ѱ (пси), Ѳ (фита) и Ѵ (ижица). Далеко не все буквы уходили мирно, «без боя». С трудом отстоял своё место в алфавите твёрдый знак, но теперь у него «новая работа».
«Теперь не в моде твёрдый...»

Если бы мы каким-то чудом оказались на улице XIX века, то наверняка заметили бы, что на вывесках слова написаны совсем не так, как в наши дни. Например: «Складъ мануфактурныхъ товаровъ», «Чай, сахаръ, кофе», «Торговый домъ братьевъ Альшвангъ», «Ресторанъ ”Посадъ”».

Зачем столько твёрдых знаков? — удивились бы мы. Такой же вопрос задают школьники, читая стихотворение Самуила Яковлевича Маршака «Быль-небылица». В нём старик, встретившийся ребятам в парке, рассказывает, как торговали купцы в старой Москве и, в частности, о купце Багрове, который «гонял до Астрахани по Волге пароходы...»:

В русском языке много созвучных слов: представить — предоставить, невежа — невежда, подпись — роспись, надеть — одеть, главный — заглавный, праздный — праздничный, сытый — сытный, командированный — командировочный. Называются они паронимами, что в переводе с греческого означает «близкие имена» (para — возле, рядом, onyma — имя). «Близкие», похожие, но не одинаковые: корень у них один, а значения разные.

Начнём со стихотворения.
Любезный друг, не надо забывать,
Что одевать не значит надевать;
Не надо путать эти выраженья,
У каждого из них своё значенье.

С таким призывом обращался к своим современникам русский драматург Виктор Александрович Крылов (1838—1906), однофамилец знаменитого баснописца. С тех пор прошло более ста лет, а мы порой продолжаем путать глаголы надеть и одеть. Чем же они отличаются? Надеть прежде всего означает действие, направленное на того, кто его совершает (надеть пальто, шубу, шляпу, туфли, перчатки, очки), то есть мы надеваем что-то на себя.

— Я хочу кушать! — говорят одни.

— А я — есть, — подчёркивают другие.

Что за сложности с этими глаголами? Как следует употреблять, чтобы соблюсти правила русского языка?

Дадим слово писателям.

Виталий Бианки: «Кушать — жеманное, нелепое, какое-то сюсюкающее слово. Его употребляли главным образом лакеи. Даже о себе мы начинаем говорить: “я кушаю”, “мы кушаем”. И получается смешновато». (Из сборника «Мысли вслух».)

Корней Чуковский: «Очень коробило меня нескромное, заносчивое выражение “я кушаю”. В моё время то была учтивая форма, с которой человек обращался не к себе, а к другим: “Пожалуйте кушать”. Если же он говорил о себе: “я кушаю” — это ощущалось как забавное важничанье». (Из книги «Живой как жизнь»)

У латинской поговорки «Exeptio probat regulam» есть два перевода: «исключения подтверждают правило» и «исключения проверяют правило». Оба могут показаться нелепыми, но на самом деле существуют важные правила, из которых есть не менее важные исключения. Наличие исключений проверяет правила на прочность и одновременно подтверждает их существование. Ведь не будь правил, не понадобилось бы делать исключения. Вот как это «работает» в русском языке.

Более тридцати лет назад на экраны вышел ставший очень популярным французский фильм «Инспектор-разиня», в котором играл Жерар Депардье. Никого не смущало, что главного героя — мужчину — называют «разиней», то есть словом, относящимся к женскому роду. Таких слов в русском языке много. «Зануда», «докука», «липучка», «надоеда», «назола», «попрошайка», «прилипала», «зуда», «зудила» — так называют надоедливого, навязчивого человека. А мужчина он или женщина — непонятно, хотя обычно русский язык очень чувствителен к роду существительных. Наш язык присваивает род даже неодушевлённым предметам и понятиям, правда, логика выбора не всегда ясна. Почему, например, «стамеска» — женского рода, «молоток» — мужского, а «долото» — среднего? Почему «справедливость», «смелость», «сила» — женского рода, а «страх», «стыд» и «позор» вдруг оказались мужского? А «терпение» — вообще среднего?