В 1890 году восхождение на Маттерхорн совершил русский путешественник, служащий министерства иностранных дел Н. В. Поггенполь. Решился он на это после того, как на его счету оказалось уже около сорока одоленных альпийских и пиренейских вершин. Подъем на грозную пирамиду был несравним с прежними восхождениями: в течение нескольких часов ему и двум проводникам пришлось вырубать ледорубами ступени в ледовом гребне, соблюдать величайшую осторожность на скользких склонах и обрывах. О своем ощущении на вершине он писал: «Здесь я почувствовал какое–то нравственное сотрясение. Весь горный мир лежал у моих ног под безоблачным сводом неба, полный дикого величия и подавляющий страшной красотой... Одно чувство доминирует над всеми впечатлениями, даваемыми торжественно грозным Маттерхорном, – это сознание одержанной победы».
Эмоциональная восторженность вроде и не в характере двадцатипятилетнего немало повидавшего дипломата. Но он был еще и искусным рисовальщиком. А кроме того патриотом своих отечественных гор. Несколько лет спустя, исходив многие горные тропы Кавказа, осмотрев знаменитую Безенгийскую стену, посетив Мижиргийский цирк, он делился впечатлением, новым «потрясением», воскресив воспоминания: «Целая плеяда великанов ослепительно блестит, подобно миллиардам бриллиантов в холодной высоте эфира. Глубоко пораженный, в немом восхищении озирался я кругом! Гриндельнвальд, Цермат, Шаму ни – пустые призраки, слабые копии, детски наивные копии горной природы. Настоящее величие, поглощающее человека до глубочайших фибр души, – вот она, в этом непередаваемом амфитеатре. Ничего подобного не случалось мне видеть до сих пор!
Возьмите два Монблана, две Монте–Розы, Маттерхорн и Финстераархорн, прибавьте к ним группу Юнгфрау и Менха... увеличьте среднюю высоту этих гигантов на 1000 футов, и вы получите нечто подобное тому, чем я любовался в тот день».
Ну и можно себе представить, какую гамму чувств пережил дипломат–художник, увидев на Кавказе «одну из самых фантастических громад», олицетворение ужаса стихийного произвола природы – величаво–угрюмую Ужбу. Для передачи «потрясения» вспомнился все тот же незабываемый альпийский пик: «Если соединить Маттерхорн и Чимонеделла–Пала и представить их спаянными у оснований, предварительно увеличив их высоту, то тот, кто знаком с этими горными страшилищами, получит представление об Ужбе».
Ни полученные в горах травмы, ни возраст не помешали новым восхождениям русского дипломата–альпиниста на Памире, в Италии, Египте. А его статьи и очерки помогли обратить внимание русских людей на свои примечательные высокогорья.