Петр родился в г. Киле 10/22-го февраля 1728 года, по отцу и деду был он крещен Карлом-Петром-Ульрихом.
Суеверные люди с первых дней жизни юного князя предсказывали ему недобрую будущность: в день его крещения взорвало пороховой ящик, и это, по их словом, было худой приметой.
И, правда, вскоре пришлось трехлетнему младенцу лишиться матери, умершей от простуды. Отец им вовсе не занимался, его отвлекали более важные дела, нежели воспитание малютки, да впрочем и при жизни жены его герцог вел себя настолько распутно и так мало думал о своей семье, что герцогиня Анна нередко плакалась на свою горькую судьбу и писала Елизавете: «герцог и Маврушка окончательно опошлились. Он ни одного дни не проводит дома, разъезжает с нею совершенно открыто в экипаже по городу, отдает с нею вместе визиты и посещает театры». Жены он мало стеснялся, но когда она умерла, то пала и последняя преграда для него, и для «счастливого» вдовца развернулся совершенно свободный путь.
И после свадьбы Петр оставался по-прежнему ребенком, который несмотря на свои 18 лет играл с оловянными солдатиками и куклами и каждый день при этом напивался до беспамятства.
О любви или привязанности Петра к Екатерине и речи быть не могло, и с первого же времени их супружеской жизни они ничего общего между собою не имели, а каждый шел своей собственной дорогой. Петр обучал своих лакеев военным артикулам по прусскому образцу, бил своих собак или же полупьяный волочился за придворными дамами. Что же касается жены его, то, признаться, не для того она и в Россию пришла, чтобы стать «счастливой супругой», и если и были в самом начале её знакомства с Петром минуты, где она себя действительно считала влюбленной или заинтересованной Петром, то это уже было для неё ныне делом «давно минувших дней». Заметя моральную и духовную слабость цесаревича, она сразу прозрела, что нужно здесь действовать, «что рано или поздно — как она выражается в дневнике — я буду властительницею Россия в самом обширном значения этого слова», и что для достижения этой власти ей было нужно присвоить себе права, не гнушаясь никакими средствами.
Разумовский был слишком апатичен, Панина же цель состояла в том, чтоб провозгласить Павла царем, а Екатерину правительницей, причем он имел также в виду и ограничение самодержавной власти через Сенат.
Ропот и неудовольствие солдат росли всё больше и больше… Позорный мир с одной стороны и безумная война с Данией, которую Петр хотел во что бы то ни стало начать из-за возлюбленной его сторонушки Гольштинии, без всякой серьезной причины, раздражали умы, и странно: война эта сделалось у него пунктом помешательства; даже сам Фридрих, вовсе не друживший с Данией, письменно уговаривал безумца отложить ее.
Вечером 27-го июня Григорий Орлов пришел к Дашковой сообщить ей, что Пассек, один из самых отчаянных заговорщиков, арестован. У нее застал он Панина; терять времени или откладывать было теперь нечего, нужно было приступить к делу. Один лимфатический, медленный и осторожный Панин советовал ждать завтрашний день, да узнать прежде, как и за что заарестован Пассек. Орлову и Дашковой это было не по сердцу. Первый решился раздобыть эти сведения, Дашкова же просила Панина оставить ее, ссылаясь на чрезвычайную усталость. Панин уехал. Дашкова-же набросила на себя серую мужскую шинель и пешком отправилась к товарищу по заговору, Рославлеву, разузнать в чём дело.
Недалеко от дома, она встретила всадника, скакавшего во весь опор. Дашкова несмотря на то, что никогда не видала братьев Григория Орлова, догадалась, что это непременно один из них; поровнявшись с ним, она назвала его по имени, и действительно это был Орлов. Он остановил свою лошадь, Дашкова назвала ему себя.
Еще возле него стоял престарелый вождь Миних, еще вся Россия и часть Петербурга были не против него, но он уже совсем был вне себя, растерялся и решительно не знал, с чего начинать. Показав пример невероятной трусости под Кронштадтом, он велел императорской яхте грести не к флоту, а снова к Ораниенбауму, — дамы боялись качки и моря, Петр же боялся всего. Ночь была тихая, лунная. Жалкий император спрятался в каюте со своими куртизанами, а на палубе сидели в мрачной задумчивости и с досадой, стыдом и грустью на сердце два героя — Миних и Гудович. Они теперь увидели, что против воли нельзя спасать людей.
В четыре часа утра пристали они снова к Ораниенбауму и с понурыми головами и дрожью во всех членах, тайком, как трусливые воры, вошли во дворец. Петр засел за письменный стол: он писал письмо к Екатерине.
Петр умер не будучи коронован. Тридцать четыре года после его смерти Павел велел открыть его гроб и короновать торжественнейшим образом бездыханное тело. Этот гороховый шут во многом напоминал Петра III-го и кончил так же трагично, как и его царственный прототип, и сравнивая сумасбродства последнего с дурачествами Петра, право, нужно думать, что Павел был сын его, хотя матушка Екатерина и улыбнулась бы на такую наивность.
Петра III не стало, но его имя играло долгое время после исчезновения носителя его немаловажную роль в русской истории. Не более и не менее семи Лже-Петров появилось на политическом горизонте, и один блистал ярче другого.